Пером и шпагой - Страница 123

123

— Вы меня, решили, господа, кажется, отправить в Париж, — произнес де Еон, еле ворочая языком. — Так отправляйте… Но зачем же путать адрес и посылать меня сразу на тот свет?

Собрав все силы, он рывком поднялся из-за стола.

— Ни с места! — обнажил он шпагу. — Я разгадал ваш замысел.

Если бы де Еон выпил мало вина, он бы заснул и спящего его бы отправили на корабль. Но его тут же вырвало, — доза яда в вине оказалась слишком велика!

Дома он уснул мертвецким сном. Когда же проснулся, то письмо короля — через тайного курьера — уже было в Лондоне. И, прочитав его, де Еон вдруг понял, что король боится его, ибо уже невольно попался на удочку своих же «секретов».

В воле самого де Еона было — война или мир с Англией? Стоял вопрос о престиже королевской власти! О нарушении мирного трактата лично королем Людовиком!

Какое грозное оружие попало в руки этого человека!..

— Мой любезный король, — тихо рассмеялся де Еон, — ну, разве же можно быть таким глупцом?.. Он позвал к себе друзей и произнес речь:

— Мои дорогие пьяницы, мои расслабленные жуиры и вы, блестящие бонвиваны! Наш дом отныне переходит на осадное положение, и вам, как честным шпионам короля, лучше в мои дела не вмешиваться… Маркиз, — сказал он ла Розьеру, — я вам передам кое-какие важные документы. Вы их доставите лично королю в руки! Кстати, вы будете иметь случай поправить карьеру, пошатнувшуюся из-за того, что я затесался в число ваших родственников…

Ла Розьер доставил в Версаль бумаги от де Еона.

— Положите на стол и уходите, — велел ему король. Едва двери за офицером закрылись, Людовик быстро разворошил громадный фолиант с бумагами…

— Мерзавец! — сорвалось с губ короля. — Здесь только его счета: сколько он сожрал и выпил… Но где же мои бумаги?

***

Для начала де Еон анонимно опубликовал королевские письма; а в предисловии к изданию сообщил, что эти письма суть еще самого невинного свойства, — дал понять, что последуют вскоре другие, от которых Версалю не поздоровится.

Европейское общество знало, что Людовик распутен. Но мрачная тайна укрывала знаменитый «Олений парк» в Париже, и никто в Европе не догадывался, что творится за этой глухой оградой… Де Еон в печати публично сорвал завесу тайны с этого «парка».

Тайный гарем, Людовика! Девочки, почти младенцы!

А дальше, читатель, началась военная кампания по всем правилам батальной науки. Маленькая и прекрасная де Бомон официально объявила войну королю Франции — Людовику XV.

Король Франции вызов принял: армия тайных агентов высадилась в Лондоне, чтобы поймать де Еона; в гавани Гревсенда постоянно дежурил наготове французский клипер, чтобы вывезти де Еона на родину; комендант Бастилии уже получил приказ освободить одну из камер в «Башне молчания», одно название которой говорит само за себя… Франция ополчилась против одного человека!

Де Еон не был трусом: героически шатался по лондонским улицам. Из-за пояса шевалье торчали рукояти пистолей. Однажды его внимание привлекла толпа. Он тоже подошел — глянул из-за плеча зевак. На земле корчился в припадке эпилептик. Его страшно корежило и выгибало в дугу. На губах больного лопались пузыри пены. Когда припадок затих, англичане набросали возле нищего монетки и разошлись…

Эпилептик встал. Деловито собрал деньги. Но, едва успел выпрямиться, как де Еон ударом кулака выбил из его рта кусок мыла, которое так красиво пенилось на губах.

— О негодяй, — сказал шевалье. — Ты думаешь, я забыл тебя? Нет, вспомни же и ты драгунский полк маркиза д'Отишана…

Это был дезертир, скрывавшийся от галер в чужой стране. Он упал перед кавалером на колени, но де Еон велел ему подняться. С большим чувством он спросил дезертира:

— Скажи, приятель: неужели тебе не хочется после мыльной закуски прополоскать рот хорошим пивом?

Они зашли в трактир. Де Еон заказал яичницу и крепкой можжевеловой водки. С грохотом встали рядом между солдатом и офицером Франции две кварты янтарного пива.

— Ешь, — велел де Еон, развязывая кошелек. — Я давно уже догадываюсь, что таких, как ты, немало живет в ужасных доках Лондона. В одном вы, конечно, правы: лучше уж доки и кусок мыла во рту, чем каторжные галеры и клеймо бурбонской нежной лилии, что выжигает палач на плече раскаленным железом!

Дезертир одним махом осушил кварту пива; глаза просветлели.

— Сударь, — сказал он, — а ведь я вас вспомнил. Вы однажды вели нас в атаку… И вы — добрый офицер! Вспомнил, да…

— Я добрый, и подтверждаю твои слова деньгами, — ответил де Еон. — Покажи эти деньги своим друзьям. Денег будет еще больше, когда вы честно послужите мне ради Франции…

На призыв де Еона явились восемь дезертиров.

— Мы даже не дезертиры, — заявили они, — а честные эмигранты, каких много…

— Жаль только, что вас, честных эмигрантов, всего восемь человек… Я согласен: зовите сюда и нечестных!

Началась работа. Дом на Золотом сквере, откупленный у маркиза ла Розьера, превращался в неприступный форт. Тускло глядели на улицу щели бойниц. Осажденные имели пистолеты, ружья и сабли. Бочка с порохом была заложена в подвал дома, а фитиль от нее проведен в спальню кавалера де Еона. Свеча всегда горела наготове; приложи ее к фитилю.., минута, другая, и…

Когда агенты Людовика появились на Золотом сквере, то над крышей болталось знамя Франции, а громадная надпись на доске извещала прохожих издалека:

Джентльмены!

Обходите дом с осторожностью. Мы, решили взлететь на воздух, но не уступить подлым притязаниям графа Герши и его лакеев.

***

Людовик, прослышав об этом, сказал:

123